Борис Пастернак, по собственному признанию,
«больше всего на свете любил музыку, больше всех в ней — Скрябина...» («Охранная грамота»).
Борис Леонидович стал учеником любимого композитора, но через шесть лет занятия оставил, обнаружив в себе неискоренимый недостаток — отсутствие абсолютного слуха. Три строфы, исполненные под рояль Вениамином Смеховым — финал стихотворения «Разрыв»: личные метания на фоне первых невыносимых пореволюционных лет и Гражданской войны. «Воздух пахнет смертью» — это утверждение факта. Вот, как написана музыка:
Куранты в начале и в конце (в общей сложности четыре падающих ряда, как на Спасской башне) — это не только куранты, но и погодные комплекты дневников: двенадцать аккордов летят в топку, потом ещё двенадцать, и ещё. Затем разгорается небольшой пожар. Когда звучат стихи, друг друга сменяют четыре одинаковых по строению аккорда, называемых в музыкальной теории Тристан-аккордами (из одного такого аккорда Вагнер вырастил оперу «Тристан и Изольда»). Тристан-аккорд передаёт чувство Sehnsucht — томления, тоски по неведомому. Здесь четыре таких аккорда — как четыре стены, в которых мечется герой, пока, наконец, не обнаружит выход — окно.
После стихов полуузнаваемо цитируется знаменитый романс Чайковского «Растворил я окно». Отворение окна там —блаженство, свежий воздух, дыхание жизни. В последних строках Пастернака слышится не только «запах смерти», но и грешное наслаждение открывшейся перспективой отправиться вслед за Вертером. В конце в топку летит очередной комплект дневников — как бы тот самый, который мы только что прочитали.
...Рояль дрожаший пену с губ оближет.
Тебя сорвёт, подкосит этот бред.
Ты скажешь: — милый! — Нет, - вскричу я, - нет!
При музыке?! — Но можно ли быть ближе,
Чем в полутьме, аккорды, как дневник,
Меча в камин комплектами, погодно?
О пониманье дивное, кивни,
Кивни, и изумишься! — ты свободна.
Я не держу. Иди, благотвори.
Ступай к другим. Уже написан Вертер,
А в наши дни и воздух пахнет смертью:
Открыть окно — что жилы отворить.
1919